1.3. Полицентрическое общество
Исходя из выбранных выше критериев современное общество можно определить как полицентрическую социокультурную систему. Полицентризм современного общества является следствием не только возрастания уровня дифференциации социальных институтов, но и возникновения структуры, состоящей из автономных институций. Социология, начиная от Герберта Спенсера, рассматривала современное общество именно через процесс дифференциации институтов. Впоследствии более глубокий анализ процесса дифференциации общества был проделан Эмилем Дюркгеймом [Дюркгейм 1991]. С его точки зрения, общественная дифференциация связана не только с разделением труда, она имеет более сложный и комплексный характер. О современном развитии по Дюркгейму можно говорить лишь тогда, когда происходит дифференциация и диверсификация общественного сознания, моральных норм и правовой системы. Автором, заложившим основы современного социологического понимания дифференциации общественных систем, был Толкот Парсонс. С его именем связаны не только конкретизация концепции дифференциации, но и обоснование невозможности современной дифференциации без генерализации ценностных образцов. Парсонсу также удалось соединить проблему необходимости дифференциации институтов с другой, не менее важной необходимостью — легитимацией самого процесса дифференциации [Парсонс 2001]. В дальнешем почти все социологи при анализе проблемы дифференциации во многом опирались на теоретические импликации Толкота Парсонса.
Феномен дифференциации, как условие формирования современного общества, ныне является аксиомой современной социологии. По мнению одного из крупнейших социологов современности Никласа Лумана, понятие «современное общество» может быть определено, прежде всего, через форму его дифференциации [Луман 2006: 171]. Энтони Гидденс считает, что существенные различия между традиционным и современным образом жизни обусловлены, во-первых, темпом изменений, во-вторых, их масштабом, а в-третьих, природой современных социальных институтов. А специфика современных институтов, по его мнению, определяется, наряду с дифференциацией, и интернализацией абстрактного знания. Также к конститутивным особенностям современности он относит изменения соотношения пространства и времени, и отсюда — высвобождение принудительного взаимодействия в рамках синкретических местных сообществ и приобретение возможности трансформироваться в неограниченных пространственно-временных масштабах [Гидденс 2011].
Опираясь на рассмотренные выше концепции, я буду рассматривать полицентризм современного общества как следствие исторической дифференциации его институтов. В рамках этого процесса происходит автономизация институтов и постепенное их высвобождение от господства политических, религиозных, а в современную эпоху и идеологических институтов. Их влияние, несомненно, сохраняется, но они теряют возможность прямого воздействия на деятельность других институтов и уже не имеют возможности через определенные циркуляры указывать другим институтам, что им надо и что не надо делать. В обществах, которые смогли преодолеть иерархический порядок институтов, образовалась автономная система институтов, где каждый институт или группа родственных институтов образуют свой центр, и их развитие подчиняется, прежде всего, собственной логике и основывается на внутренних ценностях и нормах.
Навязывание норм одних институтов другим становится недопустимым по нескольким причинам. Во-первых, уже нет возможности навязывать эти нормы по политическим причинам; во-вторых, более эффективную дифференциацию институтов обеспечивает внутренняя приверженность их членов институциональным ценностям и нормам. Такая приверженность — результат длительной социализации, которая сформировала у членов определенного института представления и логику и в целом автономные идентичности, фактически не допускающие смешения институциональных норм. Если имеет место следование нормам других институтов, то такие институциональные девианты подвергаются жестким санкциям, вплоть до изгнания из данного сообщества, и поэтому устремления, ведущие к институциональному синкретизму, становятся нелегитимными. Формирование норм автономного сообщества и их эффективность для поддержания профессионального этоса на примере науки Нового времени были проанализированы Робертом Мертоном [Мертон 2006]. Другой крупнейший социолог второй половины ХХ века Пьер Бурдье также на обширном эмпирическом материале показал, как постепенно в рамках предсовременного и современного общества формировались дифференцированные сферы деятельности. Свои выводы Пьер Бурдье подкрепляет данными процесса автономизации рынка символической продукции и автономизации поля науки [Бурдье 2012]. Вышеназванным классикам социологии удалось убедительно продемонстрировать формирование дифференцированной институциональной системы, в рамках которой намерения и поведение их членов определяются, прежде всего, на основе интернализированных ими профессиональных ценностей и габитусов.
Впоследствии Никлас Луман пришел к выводу, что системная дифференциация приводит к ситуации, когда функциональные системы достигают оперативной замкнутости и тем самым образуют аутопойетические системы в аутопойетической системе общества. Современные институты, несмотря на взаимодополняемость, достигают такого уровня автономии, когда фактически в некоторых вопросах они являются закрытыми для других институций. По мнению Никласа Лумана, экономика закрыта для прямого воздействия политики, а политика, наука, образование — для экономики и друг для друга. Говоря об их закрытости, Луман имеет в виду не их абсолютную отгороженность друг от друга, а то, что операции, применяемые в современном обществе в рамках одной сферы, не применимы для другой. Такая закрытость, конечно же, носит относительный характер и не приводит к дезинтеграции общества, а напротив, исторически создает более интегрированный институциональный порядок [Дюркгейм 1991], [Луман 2006].
Когда я рассматриваю общество как полицентрическое, как систему, состоящую из автономных институтов, то такой подход не означает, что в таком обществе полностью формируется эгалитарный институциональный порядок. Во всех обществах, в том числе современных, институты различаются по степени значимости и степени влияния на общество. В современных обществах влияние финансовых институтов и институтов знания, а также институтов, производящих высокие технологии, наиболее сильно. Это влияние проявляется в том, что данные институты более притягательны для привлечения ресурсов общества, начиная от финансовых и заканчивая человеческими. Более влиятельные институты также являются и более престижными, поэтому они очень эффективно влияют на формирование взглядов и ценностей большинства членов общества и, соответственно, успешно программируют их желания и поведение, которое соответствует логике этих институтов. Доминирующие институты в любом обществе неизбежно являются аттракторами, но в отличие от традиционно-иерархических институциональных систем в полицентрической системе доминирование определенных институтов и их влияние не опираются на политические меры и на прямое насилие. В полицентрическом обществе институты занимают доминирующее положение за счет большего вклада в общее развитие и их привлекательности для членов общества.
Дифференциация институтов не является лишь следствием их специализации; это процесс, тесно связанный с диверсификацией общества. Диверсификация является как предпосылкой, так и следствием дифференциации. Институциональная дифференциация, с одной стороны, должна опираться на определенные предпосылки с достаточным объемом социокультурной сложности, а с другой — она способствует дальнейшему повышению уровня сложности общества. В рамках дифференциации институтов общества происходит не только множество специальных изменений, но и формирование различных моделей, позволяющих интегрировать множество специфических когниций и практик. Благодаря дифференциации институтов общество не только усложняется, но и, как считает Луман, выигрывает, в силу того, что общество через обособление в нем новых различий между системой и окружающим миром совершает экспансию внутрь [Луман 2006: 190]. Как отмечал по другому поводу Поль Рикёр, за счет дифференциации мы, проигрывая в широте, выигрываем в интенсивности [Рикёр 1995: 86]. Такое изменение общественных интенций имеет конститутивное значение для формирования современного общества.
В отличие от полицентрического, оринетированного на интенсивное развитие, стремление к внешней экспансии является одним из базовых признаков традиционного общества. Рост общества, его престиж главным образом определялись через его пространственное расширение, и поэтому все традиционные государственные образования желали увеличить свои территории, стремились к пространственному расширению своего влияния. Пример Никколы Макиавелли об одном из представителей клана Медичи, который пользовался признанием всех слоев Флоренции, можно считать репрезентативным для понимания традиционного сознания. Козимо Медичи, сделавший очень много для своего города-государства, отмечает Макиавелли, очень сильно переживал, что не смог сделать своему городу «самый дорогой подарок» — расширить его территорию [Макиавелли 1987: 276]. Привычка к пространственной экспансии еще долго сохранялась и в полицентрических обществах, но постепенно в таких обществах возобладала ориентация на интенсивность, а не на экстенсивность.
В истории мы наблюдаем, что дифференцированные системы в долговременном плане более эффективны, чем синкретические. Такой вывод подтверждается многократным превосходством развитых стран, имеющих сложнодифференцированную структуру, над слабодифференцированными странами как по уровню жизни и технологии, так и в целом по общему потенциалу развития. В краткосрочном плане синкретические системы могут достигать принудительной концентрации в определенных сферах общественного развития и быть достаточно конкурентоспособными. Но пример тоталитарных стран подтверждает, что они не могут обеспечить долгосрочную конкурентоспособность, так как синкретические системы не могут создать сложную институциональную систему, которая позволяет обеспечить долговременную позитивную концентрацию общественных усилий. При отсутствии дифференцированных институтов или недостаточной развитости степени их дифференциации общественной системе невозможно обеспечить необходимый уровень аккумуляции социальной энергии, создать устойчивые модели идентичности, основывающиеся на ценностях профессионализма.
Необходимой когнитивной основой для успешного протекания процессов дифференциации является способность общества формировать обобщенные представления о различных видах деятельности и типах людей. История свидетельствует, что лишь общества, обладающие достаточной способностью к формированию генерализированных представлений, а на их основе нормативных ожиданий с широким объемом обобщенности, смогли успешно дифференцироваться и определять такой порядок, как легитимный. В современном обществе интернализация обобщенных представлений является не только условием формирования современной идентичности, но и более или менее успешной ориентацией в сложно дифференцированном социокультурном пространстве. Генерализированные представления не только обеспечивают легитимацию институциональной дифферециации, но и служат надежным фундаментом для обоснования прав и притязаний различных социальных групп. Люк Болтански и Лоран Тевено в своей известной работе, посвященной проблемам справедливости, подчеркивают, что генерализированные представления являются обязательным условием достижения согласования различных порядков признания, характерных для сложноструктурированного современного общества [Болтански, Тевено 2013: 79].
На основе генерализированных представлений в современных обществах происходит и расширение спектра легитимных возможностей, что благоприятно влияет на развитие таких видов деятельности, как промышленность, торговля, образование, наука. В рамках более широких представлений также формируются более сложные и более гибкие модели идентичности, предоставляя членам современных обществ разнообразные способы индивидуализации. Вместе с тем расширение спектра возможностей в современных обществах одновременно расширяет и спектр семантических затруднений, порождает проблемы с ориентацией и выбором [Луман 1991], [Хабермас 2001], [Jameson 1984], [Джеймисон 2014].
Диверсификация общества, которое мы называем современным, приводит к детотализации смысловых универсумов и появлению множества конкурирующих центров по производству смыслов. В данном случае множество конкурирующих «фабрик значений» — такое же и даже более важное условие, чем диверсификация материальных технологий. Такая семантическая диверсификация неизбежно повышает потребность в сложной рефлексии. На эту социокультурную и экзистенциальную проблему обращали внимание многие известные социологи, среди них можно выделить как наиболее фундированные работы Питера Бергера [Berger 1979], Никласа Лумана [1991], Зигмунта Баумана [2008], Энтони Гидденса [2013].
В сложном современном обществе основой социокультурной рефлексии становится социология. В современном обществе «социологическое воображение» не только прерогатива интеллектуалов, оно в той или иной степени свойственно большинству его членов, так как является условием их успешной ориентации в окружающей социальной реальности. Социальная наука, являясь, с одной стороны, следствием развития общества, вместе с тем, задает новые параметры развития общественного сознания и институтов современного общества. По мнению Гидденса, социальная наука гораздо больше вовлечена в современность, так как обеспечивает постоянный анализ и необходимый пересмотр социальных практик, и благодаря знаниям, которые социология продуцирует об этих практиках, она включена в основы социальных институтов.
Плюралистические общества отличают и более открытые способы стратификации, преимущественно основанные на критериях достижительности. Но при этом в стратификационной системе современного общества сохраняются в определенной степени и традиционные аскриптивные установления. Широко известные исследования Уайлда Уорнера продемонстрировали живучесть аскриптивных критериев стратификации в США, в стране, которая считается образцом современного общества [Уорнер 2000]. В американском обществе, как и в других современных странах, стремление образовывать закрытые сообщества со своими клубами и салонами, где нет места тем, кто не соответствует требованиям происхождения, все еще сохраняется. Однако Толкот Парсонс, признавая значимость для американского общества феномена WASP, тем не менее обоснованно считал, что он не имеет той сословно-кастовой замкнутости, которая была характерна для иерархического общества традиционного типа [Парсонс 1998: 119–122].
При неизбежном сохранении в современном обществе той или иной степени аскриптивных установлений, следует отметить, что они теряют свою жесткость и возможность императивно определять отношения между социальными стратами. Возможности войти и выйти из этих страт становятся более открытыми и основаны скорее на достижительных ценностях, чем на происхождении. По крайней мере, уже отсутствуют юридические запреты на изменения статусных позиций и видов деятельности, связанных с ними. Статусные позиции в большинстве своем достигаются через карьеру, через успех, а принцип наследования, хотя и сохраняет свое значение, теряет ту доминирующую роль, которую он играл в традиционном обществе. Изменения в структуре и содержании стратификации современных обществ являются следствием формирования новых предпочтений и синтеза различных статусных моделей [Парсонс 1998], [Bourdieu 1984], [Брук 2013], [Флорида 20011].
Современное общество также отличает и преодоление пространственных ограничений мобильности человека, и в результате принадлежность к территориальной единице перестает выполнять функцию одной из основополагающих основ идентичности современных людей. Пространственная мобильность становится нормой, и люди, которые с рождения до своей смерти прожили в одной и той же местности, образуют уже меньшинство.
Временная организация жизни современного общества отличается, прежде всего, ориентацией на настоящее и будущее. Прошлое теряет свою былую значимость и уже не определяет так императивно события и процессы, происходящие в настоящем, как это свойственно традиционным обществам. В современном обществе прошлое является предметом исторического интереса и определенной ностальгии, но оно уже не является такой активной силой, жестко детерминирующей поведение людей настоящего. Особое значение в жизни современного человека приобретают ориентация на будущее и постоянное проектирование своей жизни с учетом перспективы. И в условиях, когда главными ценностями являются не воспроизводство прошлого, а изменения с ориентацией на будущее, жизнь становится несравненно более динамичной по сравнению с традиционными состояниями.
В связи с ролью фактора времени в организации общества мы можем видеть, что в двух типах общественных систем наблюдаются устойчивые временные предрасположенности: в одном случае к прошлому, в другом — к настоящему и будущему. Исходя из этого критерия мы можем относить иерархические общественные системы по своей временной ориентации к традиционным, а плюралистические — к современным. Для иерархических обществ прошлое образует базовую символическую основу, на которой базируются все другие институты и идентичности таких обществ. Даже если иерархическое общество официально ориентировано на будущее и стремится изменить не только себя, но и весь мир, как в случае с Советским Союзом, тем не менее, в реальности прошлое сохраняло свое определяющее значение для конструирования и воспроизводства советской идентичности. Доминирующее значение прошлого для идентичности советских людей было обусловленно содержанием их базовых нарративов. При всех призывах к модернизации советская идентичность, прежде всего, основывалась на нарративах революции, гражданской и Великой Отечественной войн. Советский дискурс был всегда более эксплицитным в отношении прошлого, но не достигал такого же уровня конкретизации по отношению к настоящему и будущему, поэтому потенциал воздействия нарративов о прошлом на общественное сознание был всегда несравненно больше, чем степень воздействия современных нарраций.
Каждый тип общества отличает особый способ солидарности между индивидами и общностями, входящими в данное образование. В досовременных обществах солидарность имеет преимущественно локальный характер. Люди здесь солидарны, прежде всего, с членами родоплеменных сообществ и территориальных общностей. Солидарность с сообществом, имеющим надплеменной и надрегиональный характер, в традиционном обществе выражена слабо и фрагментарно. В силу таких локальных установлений надплеменные и надрегиональные образования отличаются неустойчивостью и периодически распадаются. В современном обществе локальные солидарности также сохраняются, но наряду с ними для самоидентификации людей этого общества особое значение приобретает общенациональная принадлежность. Общенациональная солидарность и образование национального государства, с одной стороны, являются важнейшими предпосылками, с другой — следствием развития современного общества.
Солидарность не только связана с сопричастностью, но и опирается на достигнутый обществом уровень доверия как одного из базовых условий существования человека. В традиционном обществе доверие строилось на знаниях, полученных из окружения, с представителями которого человек непосредственно физически взаимодействовал. Это были знания не только повседневного уровня, они включали в себя и трансцендентные представления, но к любым формам знания традиционные люди приобщались в основном через непосредственное взаимодействие с их носителями. В современном мире источники знания существенно усложняются, и значительная часть когниций приобретается не через непосредственное окружение человека. Формируется корпус знаний, во многом носящий абстрактный характер и создаваемый незнакомыми для человека экспертами. В результате условиями успешной социализации и последующей эффективной ориентации в более сложном современном мире становятся доверие и способность человека соответствовать требованиям абстрактного экспертного знания [Гидденс 2011: 218–222].
Доверие также становится условием развития конкретных институций, в том числе экономических. Более масштабное и сложное производство с неизбежностью требует доверия не только к компетенции и выводам, полученным специалистами различных отделов и направлений, но и к делегированию полномочий. Без такого доверия их согласованное и устойчивое взаимодействие оказывается не только затруднительным, но и к невозможным. Также абстрактные системы имеют решающее значение как средство стабилизации в ориентациях в более неопределенном пространстве и временных установках, ориентированных на будущее.
Для современного общества характерен рост индивидуализма. Из-за особого значения индивидуализма в современном мире он подвержен двойной мифологизации. С одной стороны, индивидуализм приветствуется в силу того, что его неизменными атрибутами выступают такие высокоценимые в современном мире качества, как независимость и самополагание. С другой стороны, индивидуализм осуждается, так как считают, что он порождает атомизацию общества. Оба утверждения больше являются мифологемами, чем строгим эмпирическим выводом. Несмотря на распространенные представления о полностью независимых и самополагающих индивидах, а также об отсутствии или крайней ограниченности индивидуальных связей в современных обществах, феномен индивидуализма более неоднозначен, как и его последствия. Во-первых, любой человек формирует свои представления о себе, опираясь на социокультурные когниции, на основе социализации в рамках определенных дискурсивных практик. Как следствие, становление индивидуализированного человека и его идентичности происходит на основе дискурсивных практик, созданных отнюдь не самим индивидом. Во-вторых, представления об отсутствии или крайней ограниченности индивидуальных отношений в современных обществах, на мой взгляд, также являются больше идеологизированными, чем эмпирически обоснованными. В современном мире личные отношения не отменяются, а приобретают большую свободу выбора на основе индивидуальных особенностей, тогда как в традиционных обществах они более императивно навязаны средой.
Также несостоятельность концепции об атомизации современного общества подтверждается следующими фактами. Во-первых, для членов обществ современного типа характерны больший радиус доверия и чувство общенациональной солидарности. Во-вторых, мы наблюдаем многочисленные факты обратного характера, которые свойственны странам с традиционной или полутрадиционной социокультурной структурой. Отсутствие или неразвитость доверия и солидарности для этих стран имеют не только социально-политические последствия, но и оборачиваются существенными трудностями по развитию современного производства.
Как уже отмечалось, конструктивистские подходы рассматривают общество как когнитивное образование. Структура и содержание когниций задают структуру и содержание институтов общества, тем самым определяя способы организации жизни данной социокультурной системы. В этом плане мы наблюдаем, что традиционные и современные общества отличаются своей логикой, объяснительными моделями, нарративами и сценариями жизни. Так, при всем разнообразии отдельных традиционных обществ мы наблюдаем общее для них тяготение к фундаменталистской логике и жесткому иерархическому дискурсу. Отличительными особенностями современных обществ, несмотря на страновые различия, являются диверсификация знания и отход от простых противопоставлений, преодоление господства дихотомической логики.
Современное общество, как более сложный тип социокультурной системы, формируется как исторический итог длительных практик по моделированию более сложных отношений. Такие отношения не являются результатом преднамеренного выбора и определенного планирования. Сложные отношения — итог исторического развития, когда по мере усложнения социокультурных когниций и развития способностей определенных сообществ устойчиво генерировать такой тип когниций также формируются и способности общественных акторов решать свои проблемы более сложным путем.
В природе не существует чистых типов, в том числе и общественных. Классик социологии, внесший очень значительный вклад в проблему осмысления модернизации, Толкот Парсонс считал, что, несмотря на наличие определенных универсальных признаков современного общества, следует учитывать конкретное эмпирическое многообразие обществ и особенности каждого из них и поэтому нужно говорить о системе современных обществ, а не об одном таком обществе [Парсонс 1998: 161]. Но как бы мы ни подходили к выделению типов общественных систем, такая задача всегда представляет собой результат абстрагирования, результат конструирования с определенной исследовательской целью. Конечно, в той или иной степени они должны соответствовать реальным состояниям и процессам. Но в любом случае без создания определенных идеально-типических конструктов не обойтись. И такая необходимость или признается, или неявно используется. Исходя из такой исследовательской позиции, я, выделяя два основных макротипа общественных систем, подчеркиваю, что каждый из этих макротипов в современную эпоху содержит в себе институциональные элементы обеих систем. В любом модернизированном обществе неизбежно сохраняются традиционные институты, и они играют достаточно весомую роль в воспроизводстве данного общества. Хрестоматийными примерами здесь являются ситуации в Великобритании и Японии. Для британского общества свое конститутивное значение сохраняет институт монархии и аристократии. Также сохраняет свое значение множество не так явно выраженных для наблюдателей со стороны ценностей и норм традиционного характера. Удивительный синтез новаций и традиций характерен для Японии, являющейся одной из стран, задающих пути развития современного мира. Прежде всего, следует отметить сохранение приверженности японцев общинным ценностям, культу императора и другим досовременным институтам. Но эти две страны, как и другие современные страны, по своей институциональной структуре являются полицентрическими, а значит современными.