1.4. Общественная система смешанного типа
Выше рассматривались два типа институциональной структуры: иерархический и полицентрический. В зависимости от того, какая структура определяет взаимодействие институтов, любое общество можно отнести или к традиционно-иерархическому или к современно-полицентрическому типу. Данный принцип классификации довольно легко приложим к явно выраженным институциональным структурам. Например, не вызовет особых затруднений определение типа общества наиболее развитых стран «первого мира» или наиболее отсталых стран «третьего мира». Но достаточно большую группу стран, занимающих промежуточное положение между «первым» и «третьим» миром, трудно однозначно классифицировать по принципу традиционное/современное. Эти общества характеризуются как значительным влиянием традиционных институтов, так и достаточно масштабной долей современных. В силу их противоречивых взаимовлияний очень трудно однозначно относить такие общества к традиционным или современным. При любом минимально детальном анализе мы обнаружим, что в этих обществах имеются смешения и наслоения институтов различного типа с соответствующими последствиями для общественных отношений и ментальности их членов.
Поэтому значительная часть стран в современную эпоху в той или иной степени относится к смешанным типам социокультурных систем. Наиболее масштабным примером такого рода является бывший Советский Союз и большинство образовавшихся на его основе постсоветских стран. Для таких обществ характерно и сохранение традиционно-иерархической институциональной структуры, и наличие институтов современного типа. Особенность этих обществ в том, что они уже не являются классическими традиционными обществами, но все еще не могут стать современными. Сохранение слабодифференцированных институциональных структур иерархического типа решающим образом определяет их досовременный характер, а возникшие в результате модернизационных процессов новые институты не в состоянии создать социокультурный порядок плюралистического типа.
В обществе смешанного типа такие институты, как промышленность, образование, наука играют достаточно существенную роль. Так, в Советском Союзе они приобрели очень масштабный характер, и без учета их влияния на общество представить советскую систему невозможно. Такая же ситуация, в той или иной степени, присуща ряду других стран, достигших очень значительных успехов в развитии некоторых сфер современной промышленности, образования и науки. К таким странам можно отнести Израиль, Индию, Турцию. В той или иной степени к ним можно отнести и ряд стран Латинской Америки: Чили, Аргентину и Бразилию [Хана 2010], [Фукуяма 2012]. Эти страны, особенно Израиль и в определенной степени Индия, достигли впечатляющих результатов в научно-техническом развитии. Они успешно развивают ряд самых современных направлений науки и техники. В структуре производства Израиля очень высока доля продукции hi-tech, а по соотношению высоких технологий в своем экспорте эта страна занимает лидирующее положение в современном мире. Индия сумела наладить производство космических и ядерных программ, а в последнее десятилетие вошла в круг ведущих производителей в сфере программирования. Но хотя новые институты оказывают существенное влияние на все процессы, происходящие в таких обществах, тем не менее их трансформационного потенциала недостаточно для преобладания в них современных норм и отношений. Как следствие, социокультурная структура этих обществ основывается на традиционных когнициях, ценностях и нормах. Господство традиционных норм и ценностей проявляется и в отношениях в рамках новых институтов, что приводит к сохранению среди их членов традиционных в своей основе моделей идентичности и габитуса. Но вместе с тем в таких обществах, несмотря на значимость «древних определенностей», под влиянием современных тенденций традиционная ментальность неизбежно теряет свою органичность и представляет собой синкретический феномен.
Полномасштабная модернизация в смешанных обществах блокируется, прежде всего, дефицитом современных социокультурных когниций. Как следствие, общественное сознание и идентичности в таких обществах базируются в большей степени на традиционных когнициях, нежели на современных. При отсутствии необходимых социокультурных когниций и основанных на них практик оказывается невозможной и замена традиционных институтов новыми, тем более за короткий исторический срок. В результате попыток прямой отмены традиционных институтов и утверждения политическими методами новых возникают не современные институты, а гибриды с новой вывеской и отчасти новым содержанием, но с неизбежным сохранением в их основе когниций и норм традиционного типа и, соответственно, сохранением традиционного габитуса. Так, в Советском Союзе отрицание религии привело не к секуляризации современного типа, а к замене существующих типов религии на более примитивные формы верований под оболочкой атеизма. По мнению Пауля Тиллиха, тоталитарная идеология фактически являлась псевдорелигией [Тиллих 1995]. Исследуя тоталитарное сознание и объекты его поклонения, к схожим выводам пришел и Эрих Фромм [Фромм 1990: 157–163]. Примеры советской версии религии рассмотрены и в ряде других работ [Фурман 1989: 402–426]. Из-за невозможности генерирования необходимого объема современных когниций в институциональных сферах, призванных обеспечить модернизацию советского общества, фактически доминировали нормы и отношения традиционного типа.
В Индии, несмотря на все ее научно-технические достижения, именно традиционные аскрипции являются определяющими для идентичности индийцев. Вследствие такой значимости традиционных аскрипций в Индии, при всех ее достижениях в сфере экономики, науки и техники, сохраняется господство кастовой системы, древних культов и верований, более эффективно определяющих сознание и ориентации индийцев, чем представления и ценности современного мира. В результате не только представители высших каст отстаивают необходимость сохранения кастовой системы, свою приверженность к ней сохраняют и низшие касты, и даже каста неприкасаемых. Низшие касты больше мечтают не о формальных свободах и не о всеобщем равенстве, большинство их представителей все еще хотят признания и возвышения в рамках кастовой системы. Господство высших каст поддерживается не только через использование политических инструментов, оно успешно воспроизводится, прежде всего, благодаря принятию низшими кастами доминирующей социокультурной логики индийского общества, созданной высшими кастами. Поэтому новые институты, точнее их фрагменты, пока не могут изменить господство кастовой логики в индийском обществе. И как следствие, по мнению специалистов, для понимания общественных отношений в этой стране все еще большее значение имеет категория касты, чем категория социального класса.
Сохраняющаяся власть традиционных определений в индийском обществе не только препятствует развитию современных институций, но и нередко приводит к рецидивам жестоких действий, имеющих корни в глубоком прошлом. В индийском обществе из-за господства аскриптивных определений все еще сохраняется традиция умерщвления девочек, а также происходят регулярные жестокие конфликты на конфессиональной основе.
Несмотря на успехи в развитии экономики в индийском обществе все еще сохраняется амбивалентное отношение к торговле и в целом к бизнесу, а также почитание носителей статусов, связанных с религиозными культами и политико-административными должностями. В рамках общества с такими предпочтениями современные правовые нормы очень часто играют слабую роль или попросту игнорируются. Поэтому в Индии общественные процессы регулируются больше ключевыми фигурами, чем формальными правилами. Результат сочетания традиции и новых институтов один из индийских специалистов определил как «старое вино в новых бутылках». Другой современный исследователь Индии приходит к более радикальному выводу, что эта страна представляет собой «шизофреническое сочетание» высоких технологий, присущих XXI веку, с архаическими институтами [Льюис 2010].
В сравнении с Индией Израиль является, несомненно, более современным обществом, однако и в этой стране все впечатляющие достижения научно-технического развития уступают по своему влиянию и весу галахической традиции [Занд 2010], [Занд 2012], [Дубсон 2014]. Поэтому в своей основе израильское общество остается под влиянием больше традиционных ценностей, чем современных. Однако так как последние также очень значимы для значительной части израильтян, то в итоге имеет место общество смешанного типа.
Общим для смешанных обществ является слишком большая роль прошлого в настоящем этих стран. Высказывание одного индийского специалиста, отмечавшего, что для оценки современной Индии не подходит слово «было», а подходит слово «есть», можно применить к анализу институциональной структуры почти всех обществ смешанного типа. В обществах такого типа, несмотря на все технологические и экономические изменения, все еще доминирует прошлое, и оно все еще определяет сознание и поведение их членов. Эти страны все еще находятся под чрезмерным влиянием своей истории, а отношение к ней крайне политизировано, и в таких обществах еще не сложились условия, при которых можно вести речь о возможности объективных исследований истории, не допуская ее политизации.
Говоря о трудностях изменений обществ, можно прислушаться к мнению такого специалиста, как Фернан Бродель, который на основе огромного массива фактов рассматривал соотношения изменений и стабильных аспектов в истории многих обществ. Вывод Броделя в целом заключается в следующем: общество, конечно, меняется, но, тем не менее, оно упорно воспроизводит свои особенности и при всем разнообразии фактических изменений сохраняет преемственность [Бродель 2006]. Тезис Броделя в той или иной степени применим к любому обществу, даже к такому, для которого характерна высокая динамика социокультурных изменений. Поэтому, несмотря на все изменения, мы наблюдаем преемственность с прошлым во всех современных странах. Но вывод Броделя еще более применим к обществам, для которых характерны именно структурная стабильность и слабая динамика их институтов. В результате неизменности институциональной структуры такие общества, несмотря на все технологические новшества, остаются наиболее похожими на самих себя. Полутрадиционные общества остаются в основе своей прежними, хотя многие из них не являются абсолютно закрытыми для перемен и за последние два-три столетия также переживали неизбежные изменения. Но изменения в таких обществах не приводят к структурной трансформации, и поэтому они, несмотря на все технологические и даже институциональные новшества, сохраняют традиционную или полутрадиционную институциональную структуру.
Особенность полутрадиционной общественной системы заключается не в возникновении институциональной структуры, где условно половина институтов имеет традиционный характер, а половина — современный. Их количественное соотношение измерить трудно, да в этом и нет необходимости. Есть достаточно надежные критерии определения факторов, влияющих на общее соотношение институтов, — это факторы доминирования, факторы, определяющие нормы взаимодействия между институтами. И с этой точки зрения полутрадиционные общества остаются социокультурными системами, где при всех изменениях, порой очень масштабных, сохраняется господствующее положение политических институтов и синкретического магического сознания, а значит, они остаются в своей основе традиционными, с доминированием иерархических отношений.
Господство традиционных институтов сохраняется и из-за повышенного значения прошлого для воспроизводства идентичности обществ смешанного типа. В результате особого значения прошлого дискуссии об истории в таких обществах имеют крайне эмоциональный и политизированный характер. История рассматривается не как объект научного интереса, а как один из важнейших способов поддержания доминирующей идентичности или способ ее деконструкции. Как правило, и противники, и сторонники модернизации рассматривают историю как один из идеологических ресурсов для обоснования своих социокультурных позиций и политических интересов. В таком общественном контексте повышенный спрос на идеологизированные исторические наррации неизбежен, так как за ним стоят крайне важные ставки, обеспечивающие возможность сохранения традиционной идентичности или, наоборот, ее замены.
Большинство стран переходного типа сталкиваются с неприятной истиной, связанной с тем, что развитие проблематизирует и даже радикально подрывает традиционную идентичность, но, к сожалению, не гарантирует получения взамен жизнеспособной альтернативной идентичности. В ситуации, когда основные тенденции развития современного мира угрожают базовым ценностям и определениям, на которых основывается традиционная идентичность, ее сторонникам приходится демонстрировать определенную изобретательность для защиты от угрозы радикальной деконструкции своих идентификаций. Решение неприятной дилеммы, связанной, с одной стороны, с защитой традиционной идентичности, а с другой — с обеспечением для ее носителей конкурентоспособности в современном мире, имеет две версии. Наиболее распространенная версия — стремление к сохранению традиционного ядра идентичности с эклектическими добавлениями ряда современных требований. Такие модели идентичностей мы наблюдаем в большинстве обществ смешанного типа. Они являются результатом того, что сообщества поставлены в условия, когда нельзя укрыться от влияния современности, но при этом они не хотят и во многом не могут отказаться от своих традиционных идентификаций. Невозможность отказа от традиционных идентификаций, на мой взгляд, проистекает, прежде всего, из-за отсутствия или крайней ограниченности социокультурных когниций, которые стали бы основой формирования современных идентификаций. В таких когнитивных условиях приверженность традиционной идентичности фактически является рационализацией, чем отрефлексированной идеологической позицией.
Вторая версия, легитимирующая необходимость сохранения традиционной идентичности, имеет ярко выраженный агрессивно-полемический характер, и она направлена на прямое отрицание ценностей и норм современного мира. Заимствование из современного мира допускается лишь в виде импорта технологий при жестком отрицании любых социокультурных заимствований. Такая стратегия стремится к дискредитации институтов современности и полемическому возвышению традиционных. При противопоставлении своих традиций ценностям развитых стран отстающие страны для легитимации своей позиции, как правило, исходят из своего духовного превосходства над развитыми странами Запада. Но данный тезис является больше убеждением, чем аргументированным выводом и также относится к компенсаторным механизмам, применяемым для сохранения самоуважения в условиях, когда страны, которые не смогли модернизироваться, оказываются неконкурентоспособными в важнейших сферах современного развития. Но и в этом случае фактически происходят определенные заимствования социокультурных норм модернизационного характера. Ведь при импорте технологий невозможно отсечь от их техническо-инструментальных параметров неизбежно сопутствующие им социокультурные импликации. Поэтому даже в тех странах, где проводится самая жесткая политика противопоставления социокультурной модернизации, наблюдается неизбежное проникновение ее элементов в жизнь таких обществ. Это проникновение наблюдается повсюду: и в повседневной, и в общественно-политической жизни. Почти все слои смешанных обществ в той или иной степени подвержены влиянию современной западной культуры, по крайней мере, через приобщение к ее стилю одежды и бытовым нормам.
Каждый тип рассматриваемых общественных систем имеет свои сильные и слабые стороны. Так, социокультурный порядок, основанный на аскриптивных представлениях, ограничивает возможности развития общества, поскольку объясняет существующее положение вещей порождением неких «неизменных сущностей». Вместе с тем, такой порядок имел и во многом сохраняет позитивные социально-психологические последствия, позволяющие большинству людей принимать такой порядок как само собой разумеющееся. Будучи недовольными конкретными проявлениями этого порядка, абсолютное большинство членов традиционного общества не ставят под сомнение его основу.
С господством идей о развитии, самосовершенствовании и возможности достижения счастья очень сильно стали меняться модели идентичности, соответственно, установки и поведение людей. Как отмечал в свое время Сен-Жюст: «Счастье — это новая идея для Европы». Добавим, что впоследствии — и для других частей света. Достижение счастья стало в современном мире массовой установкой и в результате — стимулом для развития и одновременно источником массовой депривации. В предшествующие эпохи люди были менее или даже вовсе не озабочены идеей счастья и поэтому меньше страдали от его отсутствия. Толкот Парсонс назвал нашу эпоху, которую отличает беспрецедентный рост уровня жизни основной массы жителей развитых, да и развивающихся стран, эпохой беспрецедентного относительного обнищания. Отказ от большинства традиционных аскрипций и доминирование установок на достижение успеха изменили в лучшую сторону не только жизнь множества людей, но и десятков стран, с одновременным порождением массового хронического недовольства. Однако современное общество создало и беспрецедентные возможности для развития, а также самореализации людей.